Фактор «Вагнера» и тезис справедливости

На всем протяжении СВО в центре внимания и российского общества и мировой общественности уверенно расположились ЧВК «Вагнер» и Евгений Пригожин. Для русских он стал главным символом победы, решительности, героизма, мужества и стойкости. Для врага источником ненависти, но одновременно страха и ужаса. Важно, что Пригожин не просто возглавляет самое боеспособное, победоносное и необоримое подразделение вооруженных сил России, но вместе с тем дает выход тем чувствам, мыслям, требованиям и надеждам, которые живут в сердцах людей войны, полностью и до конца, необратимо погруженных в ее стихию.

Пригожин принял эту войну до конца, до дна, до последних глубин. И эту стихию разделяют с ним участники ЧВК «Вагнер», все те, кто двигаются в этом направлении и к той же цели – трудной, кровавой, почти недостижимой, но столь желанной, вожделенной Победе. ЧВК «Вагнер» - никакая не частная военная компания. Деньги здесь вообще ни при чем. Это боевое братство, русская гвардия, которую Евгений Пригожин собрал из тех, кто откликнулся на зов Родины в самый трудный для нее момент и пошел защищать ее, будучи готовым заплатить любую цену.

Вы закономерно спросите, а что же другие наши воины? Что ополченцы Донбасса, воюющие в нечеловеческих условиях с 2014 года, всеми забытые, но твердо стоявшие на своем посту? Что наши добровольцы, по своей воли двинувшиеся на фронты новой Отечественной, которую они опознали под неточным названием «Специальной Военной Операции»? Что, в конце концов, регулярные войска из разных подразделений, разящих врага и теряющих своих братьев в жестоком противостоянии? Что героические чеченцы Рамзана Кадырова? Да, конечно, все они герои, и все они несут на себе бесценные частицы нашей общей Победы, которой они отдали себя до конца.

Но Евгений Пригожин и ЧВК «Вагнер» —  это еще и нечто другое. Они не только впереди остальных, на самых тяжелых участках фронта, штурмуя с нечеловеческим упорством метр за метром, дом за домом, улицу за улицей, село за селом, город за городом, освобождая родную землю от жестокого и подлого маниакального врага. Они придали этой войне стиль, стали ее символами, нашли для выражения того, что происходит, самые точные и самые искренние слова. Это редчайший случай, когда невероятные по своему значению и масштабу воинские подвиги сопровождаются столь же пронзительными мировоззренческими декларациями — понятными в России каждому. Это война — война за справедливость. Она ведется против зла и насилия, против лжи и коварства, против жестокости и подмены. Но если это так, то обращена она не только против прямого врага – украинского нацизма и поддерживающего его глобалистского либерального Запада, но и против той несправедливости, которая подчас творится внутри самой России. Война «Вагнера» —  народная, освободительная, очистительная. Она не приемлет полумер, договоренностей, компромиссов, переговоров за спиной сражающихся героев. ЧВК «Вагнер» очень высоко ценит жизнь: и свою, и противника. И смерть, ценой которой дается Победа, может быть заплачена только за нее, и на за что иное.

Эстетическим апофеозом является снятый Пригожиным программный фильм «Лучшие в аду». Это новый Хемингуэй, Эрнст Юнгер. Великий фильм – о стихии войны, о цене жизни и смерти, о глубинных экзистенциальных трансформациях человека, происходящих с ним тогда, когда он оказывается погруженным в неумолимый процесс смертельного противостояния с противником. Причем с таким, который является не чем-то радикально иным, но обратной стороной самого себя. Именно потому что Пригожин не просто ведет войну, но и постигает войну, принимает ее страшную логику и свободно и суверенно вступает в ее стихию, он и представляет собой такой кошмар для врага.

Очевидно, что для Киевского нацистского режима, у которого таких символов нет и который по-настоящему больше всех в этой войне боится и ненавидит именно ЧВК «Вагнер», равно как и для истинного субъекта, подталкивающего Украину к атакам на Россию и всемерно вооружающего ее, то есть для  Запада, лично Евгений Пригожин является главной приоритетной  конкретной и символической одновременно целью. А то, что враг знает цену символам, сомневаться не приходится. Не стоит удивляться поэтому, что именно ЧВК «Вагнер» вызывает у противника такую бешеную ненависть, и Запад бросил на уничтожение этого формирования и лично Евгения Пригожина все силы.

Внутри России народ принимает Пригожина безоговорочно. Ему в этой войне без всяких сомнений принадлежит первенство. Чтобы он ни сказал или ни сделал, это отзывается тут же в сердце народа, в обществе, в широких русских, евразийских массах. Это один из многочисленных парадоксов нашей истории – этнический еврей, олигарх и человек с довольно бурным прошлым – на глазах превращается в архетип сугубо русского героя, в символ справедливости и чести для всего народа. Это многое говорит и самом Пригожине, и о нашем народе. Мы верим делам, глазам, словам тогда, когда они исходят из глубины. И это измерение глубины в Евгении Пригожине не заметить нельзя.

Другое дело - российские элиты. Именно потому, что Пригожин заключил на крови – своей и своих героев из «Вагнера» —  пакт с русским народом, с русским большинством, он больше всего и ненавистен для той части элиты, которая не приняла войну как свою судьбу, не осознала ее истинных и фундаментальных мотивов, до сих пор не увидела той смертельной опасности, которая нависла над страной. Элите кажется, что Пригожин просто рвется к власти и, опираясь на народ, готовит «черный передел». Само слово «справедливость» для этой части российской элиты невыносимо и жжет адским пламенем. Ведь Пригожин сам из этой элиты, но он нашел в себе мужество отречься от класса богатых, эксплуататоров, циников и космополитов, презирающих всех, кто менее успешен, и перешел на сторону воюющего, спасающего страну народа.

В такой ситуации аналитики, состоящие у этих элит в качестве своего рода дворни, гадают: как Пригожин может себе позволить вести себя с такой степенью решительности, дерзости и самостоятельности? Не является ли он экспериментом гораздо более влиятельных – да просто наивысших —  сил в российской политике, которые на его примере тестируют готовность общества к введению более жестких правил и более последовательной патриотической, народно ориентированной политики?

Иными словами, не являются ли Евгений Пригожин и ЧВК «Вагнер» предтечами полноценной опричнины? Ведь и в эпоху Ивана Грозного опричное войско формировалось именно в боях и также как случае «Вагнера» из числа самых мужественных, смелых, отчаянных, крепких, надежных, деятельных – независимо от родословной, титула, статуса, чина, положения в обществе.

То, что Пригожину сходит с рук, в рамках привычной для России политической системы никому с рук сойти не могло. Значит, делают вывод аналитики, либо он скоро будет наказан за свою дерзость, либо эта привычная политическая система больше не существует, и на наших глазах складывается какая-то иная, непривычная, новая система, где ценности существенно сместятся в сторону именно ненавистной элитам справедливости, честности, мужества и истинного фронтового братства.

Внешние наблюдатели при всем желании не могут достоверно определить, в каких отношениях лично Евгений Пригожин находится с Верховным Главнокомандующим. Согласует ли он свою жесткую линию с высшим руководством страны или нет. Есть те, кто убежден, что опричнина Пригожина санкционирована свыше, но есть те, кто полагает, что это самодеятельность — правда, удивительно точно совпадающая с ожиданиями большинства. Для российской власти в целом неопределенность — естественная среда. Где мы имеем дело с личной волей Президента, а где с инициативой его сподвижников, старающихся схватить заранее и предвосхитить «намерение командира» (классический термин из теории сетецентричных войн), до конца понять не может никто. Это довольно прагматичный подход: в таком случае Президент оказывается выше любых коллизий внутри элит, а у трансформации системы (прежде всего в патриотическом ключе) остается полная свобода. При желании можно считать, что все патриотические — и даже самые авангардные — инициативы (такие как ЧВК «Вагнер») осуществляются с его молчаливого согласия. Но достоверно об этом не знает никто — одни догадки. Пригожин возделывает эту неопределенность в максимальной степени и с максимальным эффектом.

Тем временем любовь и доверие к Пригожину и ЧВК «Вагнер» растут, и параллельно нарастает тревога в элитах.

В Пригожине общество начинает видеть нечто большее, нежели успешного и отчаянного полевого командира, warlord’а. Сложившаяся в России до СВО конфигурация в элитах допускала (при личной лояльности к верховной власти) для определенной олигархической прослойки возможность оставаться частью мировой либеральной глобалистской системы. Народ ворчал, сокрушался и сетовал по этому поводу, но пока суверенитет России укреплялся и, как казалось, стране ничего не угрожает, это можно было как-то терпеть. После начала СВО это противоречие обнажилось в полной мере. Россия столкнулась в смертельной битве со всем Западом, который обрушился на нашу страну всей своей мощью, а российская элита по инерции продолжала раболепно следовать за страной заходящего солнца, копируя ее стандарты и методы, храня свои сбережения за рубежом, мечтая о Куршевеле и Багамах. Часть элиты откровенно сбежала, а часть затаилась и стала ждать, когда все это закончится. И вот тут появился «фактор Пригожина», уже как политика, который стал глашатаем народного гнева в отношении оставшихся олигархических элит, упрямо отказывающихся принять новые реалии войны и поступить так как поступил сам Евгений Пригожин, то есть пойти на фронт или, как минимум, включиться в дело Победы целиком и без остатка. Если Запад наш враг, то сторонник Запада, западник — предатель и прямой агент врага. Если ты не воюешь с Западом, значит, ты на его стороне. Вот такая простая логика и озвучена Пригожиным. И в его решительной битве с внешним врагом, народные массы увидели второй — будущий —  акт — перенос аналогичных методов на врага внутреннего. А это и есть «справедливость» —  в ее народном, даже пускай простонародном —  понимании.

Очевидно, что подобная опричнина сам народ никак не затронула бы, ведь жертвами «справедливости по «Вагнеру»» стали бы только классовые, а сегодня и политические враги простого народа, оказавшиеся на стороне той силы, с которой народ-то как раз и воюет.

И все более широкие слои общества приходят к выводу (может быть слишком упрощенному и линейному), что за пробуксовки и некоторые неудачи на фронтах ответственны именно «внутренние враги», то есть все те же олигархи и западники, активно саботирующие волю Верховного Главнокомандующего к Победе. И вот тут-то и включается фактор «справедливости». Мы готовы сражаться как «Вагнер», умирать как «Вагнер», но отнюдь не для того, чтобы потом вернуться в Россию до 24 февраля 2022 года — к прежним условиям. Мы требуем очищения, просветления и одухотворения общества и всего правящего класса. Мы воюем не просто против врага, но и за справедливость.

Налицо с огромной временной задержкой, но начало фундаментальных перемен в российском обществе. Евгений Пригожин олицетворяет собой одно из направлений. Это прежде всего война, где именно «Вагнер» ярче всего иллюстрирует то, что такое меритократия, то есть власть наиболее отличившихся, наиболее смелых, наиболее заслуженных. Элиты войны — это те, кто лучше всего выполняет поставленную задачу, и никаких больше критериев вообще нет. По сути, наши вооруженные силы — по крайней мере, некоторые их важнейшие — штурмовые — составляющие — явно надо перестраивать на «вагнеровский» лад. С одним критерием оценки: эффективность. В условиях войны старого критерия – лояльности в сочетании с царедворческими навыками —  больше недостаточно. Лояльность в условиях войны подразумевается, в противном случае немедленно казнь. Но теперь надо нечто большее: способность справиться с поставленной задачей. Любой ценой. Даже ценой своей и чужой жизни. Только это выявляет лучших. И худших. И остается лишь поставить лучших над худшими, и все дело пойдет к Победе.

Но это же касается не только войны. В политике, экономике, управлении, администрировании, даже в образовании и культуре, по сути, тоже постепенно начинают давать о себе знать аналогичные тенденции. Действовать в условиях чрезвычайного положения и добиваться значительных результатов способны люди особого  склада – Лев Гумилев назвал их «пассионариями». Более прозаически «кризис-менеджеры». Можно говорить и о «вагнер»-принципах во всех областях – те, кто наиболее эффективно справляются с поставленной — труднейшей, невыполнимой — задачей, те и выходят на первый план. А кто не справляются – отходят на второй. В политологии Вильфреда Парето это называется «ротацией элит». В России она идет крайне вяло и спорадически, а чаще всего вообще не идет. Война же требует «ротации элит» в ультимативном порядке. Это настоящий ужас для элит старых и утративших дееспособность, да еще и отрезанных от своей матрицы на Западе.

Евгений Пригожин обозначил важнейший вектор того направления, в котором России придется двигаться при любых условиях и в любых обстоятельствах. Именно поэтому Запад мечтает его уничтожить, и рассчитывает, что старые и уже не соответствующие вызовам момента российские элиты ему в этом помогут. Ставки постоянно растут. На кону Победа. И путь к ней лежит только через справедливость.

Работа художницы Валентины Ракогон