Эмократия — новое оружие массового поражения XXI века

24.05.2024

Американский историк Нил Фергюсон ещё в 2019 году отмечал про США, что «мы больше не живём в условиях демократии. Мы живём в демократическом обществе, где правят эмоции, а не большинство, и чувства имеют большее значение, чем разум. Чем сильнее ваши чувства, чем лучше вы умеете доводить себя до негодования, тем большим влиянием вы обладаете. И никогда не используйте слова там, где подойдут смайлики».

Фергюсон приводит примеры из последних лет в США — от дебатов между политиками до специально подобранных заголовков в политически ангажированных СМИ, чтобы вызвать бурю возмущения и, следовательно, социальной поляризации.

Другой автор развивает эту тему: «Чем громче вы выражаете свои неконтролируемые эмоции, тем больше доверия вы вызываете! Таков наш мир сегодня. Бог дал нам эмоции, но Он также дал нам Свой закон, который показывает нам, что правильно, а что нет, чтобы мы могли управлять своими эмоциями. В противном случае неконтролируемые и необузданные эмоции приведут к катастрофе».

Оба автора писали в контексте правления Трампа и яростных атак демократов против него. Однако дело не только в оппозиции республиканцы vs демократы. Похоже, что про рассудительность и рациональность на Западе забыли (как и про Бога), оставив место эмоциям. Отсюда гротескное выступление Греты Тунберг в ООН, ставшее мемом и поводом для насмешек. Или истошный вопль польского артиста Бартоша Биеления в Европарламенте, которому аплодировали евродепутаты. Очень близко к эмократии поведение украинских политиков и активистов, которые криками срывают выступления оппонентов во время дебатов или устраивают показательные перформансы в европейских городах, вымазавшись красной краской.

Вот уже и госсекретарь США, вместо того чтобы обсуждать серьёзные вопросы, по прибытии в Киев идёт в какой-то бар, где играет на гитаре и поёт песню. Пусть это не так эмоционально, как выступления экологов или акционистов с политической окраской (один из них прибил себе мошонку на Красной площади в ноябре 2013 года). Но Энтони Блинкен, так или иначе, продемонстрировал, что тоже попал в болото эмократии.

Если говорить о терминологии, эмократия — это иллюзия демократии, при которой источником мнения является не общий набор ценностей, а определённые эмоции. Они вызывают сильные чувства по отношению к выборам, военному возмездию или спортивному событию.

Но это не просто элемент политического популизма, как может показаться на первый взгляд. Австралийский политический теоретик Стивен Чавура раскрывает концепцию эмократии, описывая «тонкий, но невероятно глубокий сдвиг», произошедший на Западе за последние десятилетия: «От права стремиться к счастью к праву быть счастливым». Чавура утверждает, что для многих сегодня «остальная часть общества вращается вокруг моих чувств, следя за тем, чтобы я не стал несчастным».

Иными словами, это гипертрофированный нарциссизм и эгоцентризм, как сказали бы психиатры. Короче говоря, ситуация, когда кто-то считает, что весь мир что-то ему должен, а он волен делать всё, что захочет.

Так ведут себя в США прогрессивные либералы, известные как пробудившиеся (woke). Из-за недостатка образования и отсутствия основ культуры поведения, эти лица сносят памятники историческим личностям, проявляют неуважение к взглядам своих соотечественников, отличных от их собственных (и, конечно же, всех остальных за границей), и выдвигают нелепейшие предложения под видом патетической озабоченности какой-либо проблемой.

Но не только в США выпячивание негативных эмоций привело к смерти известных демократических процедур. В частности, выход Британии из ЕС был рассмотрен именно в контексте эмоциональной политики. В научной публикации на эту тему было верно подмечено, что «тревога побуждает людей искать больше информации, в то время как гнев заставляет их закрывать новые источники информации и полагаться на ранее существовавшие установки. Аналогичным образом, надежда и энтузиазм связаны с более высоким уровнем интереса к предвыборной кампании и участия в ней, в то время как тревога и гнев влияют на политическую терпимость».

Это подтверждают манипулятивные практики, в том числе в отношении России: тонны публикаций за последние годы были направлены на то, чтобы вызвать гнев у потребителей информации и, следовательно, загнать их в определённые рамки предубеждений, чтобы держать там в состоянии постоянного невроза.

Если углубляться в анализ взаимосвязи эмоций и политики, то в другой научной публикации на эту тему говорится, что «эмоции, присущие отдельным людям и переживаемые коллективно, переплетаются в узлах социальных структур, влияя на восприятие и действия в рамках глобальной политики». Автор изображает многослойный процесс проявления эмоций в повседневной жизни через сеть взаимосвязанных узлов и взаимосвязей по четырём доминирующим темам: коллективное противостояние, участие в политической жизни, легитимность государства и использование государством средств массовой информации для выражения определённых эмоций.

Далее в развитие этой темы сказано, что «эмоции не существуют изолированно; вместо этого они действуют в более широких геополитических и геокультурных рамках, зависящих от пространственных и временных условий, которые формируют их интерпретацию и идентификацию. В этом контексте утверждается, что изучение «чувствительности и эмоций» является основой для понимания общества. Чтобы понять взаимосвязь эмоций и чувственности вводится концепция «эмоциональной экологии», выделяя три её характеристики: коллективные эмоции, проистекающие из общего сходства, «система отсчёта», связанная с каждой эмоцией и придающая ей особый смысл, и группы эмоциональных практик. Различные аспекты объединяются, чтобы облегчить формирование опыта и социальных взаимодействий, придавая значимость чувствам и их результатам, сродни эмоциональному объединению. Обе концепции — эмоциональное объединение и эмоциональная экология — имеют важное значение для понимания динамики страха и тревоги в контексте зон военных действий, нарушений прав человека, торговли людьми, неравенства в области здравоохранения и расовой и этнической дискриминации.

Автор считает, что будущие исследования в этой области могут углубиться в несколько направлений.

Во-первых, изучение взаимосвязей между эмоциями, вместо того чтобы полагаться исключительно на один эмоциональный аспект, стало бы значительным шагом вперёд в понимании сложностей политики. В повседневной жизни люди испытывают и выражают целый спектр эмоций, часто одновременно. Понимание того, как эти многочисленные эмоции взаимодействуют и влияют на политические взгляды и восприятие, представляет собой многообещающее направление исследований для учёных.

Во-вторых, исследователи могли бы также изучить взаимосвязь эмоций. Взаимодействие между различными социальными идентичностями, такими как раса, класс, пол, и эмоциями в политическом контексте требует дальнейших исследований.

В-третьих, необходимы кросс-культурные и межнациональные сравнительные исследования, которые исследуют, как эмоции влияют на политику в различных обществах, культурах и политических системах.

В-четвёртых, и это не менее важно, исследуются эмоциональные аспекты экологических проблем.

Исследование того, как такие эмоции, как страх, надежда или апатия, влияют на общественное восприятие, разработку политики и коллективные действия, связанные с изменением климата или экологическими проблемами, заслуживает дальнейшего внимания. Наконец, необходимо провести дополнительные исследования о том, как эмоции влияют на разрешение конфликтов, миростроительство и переговорные процессы. Понимание того, как эмоции влияют на усилия по примирению и мирные соглашения, потенциально может улучшить стратегии разрешения конфликтов. Эмоции в политике остаются развивающейся областью изучения, предлагая богатые возможности для междисциплинарных исследований и дальнейшего изучения сложного взаимодействия между чувствами, властью и социальной динамикой.

Безусловно, эти предложения важны для понимания того, что случилось с западным обществом. Но если читать между строк, то легко понять, что направления этих исследований также дадут инструменты как лучше управлять эмоциями и куда их направлять. И в контексте общего оглупления на Западе это сделает электорат этих стран ещё более уязвимым от касты местных политтехнологов.

Источник